- В детстве у меня было две мечты: первая – стать пианистом, а вторая – стать дирижером. Наверное, я счастливый человек, потому что мечта о дирижерской профессии все-таки состоялась, а пианистическая карьера… наверное, еще впереди! (смеётся)

- И петь тоже нравилось?

- Такого, как порой читаешь у некоторых – «я пел всегда, сколько себя помню» – у меня не было. Пение для меня, как музыка в принципе, – это способ высказаться, выразить какую-то мысль, чувство, а не просто момент наслаждения от вибраций собственного голоса.

- Почему Вы выбрали именно хоровое, а не симфоническое дирижирование?

- У меня есть опыт работы с симфоническим оркестром: я готовил ряд симфонических программ в консерватории, был постановщиком оперных спектаклей. Но я убежден – работать с хором гораздо сложнее. Когда ты выходишь к хору, то каждый раз должен заново настраивать этот «инструмент». Ведь хор состоит из множества голосов, каждый из которых неповторим. Привести эти голоса к «единому знаменателю» – важнейшая задача, которую должен решать хормейстер.

- Какие для этого есть способы?

- Самое главное в работе с хором – помнить, что перед тобой не просто «набор голосов», не просто «инструмент», а прежде всего люди. Для меня принципиально важно сперва настроить человеческие взаимоотношения – а затем увлечь собственным примером, своим слышанием музыки, пониманием и чувствованием хора в том или ином произведении. Тогда люди за тобой пойдут.

- То есть, стиль авторитарного управления – не Ваш?

- Музыка – искусство хрупкое, и чрезмерная жёсткость рано или поздно начинает разрушать ее внутреннюю структуру, её ДНК.

Когда я готовил книгу к 100-летию Семёна Абрамовича Казачкова, то подробно изучил переписку между ним и известным пианистом Григорием Михайловичем Коганом. Семен Абрамович писал, что его дирижерский идеал – Артуро Тосканини. Это был великий дирижер, лидер бескомпромиссно авторитарный, который вел оркестр за собой, как полководец ведет за собой войско. Григорий Михайлович в ответ писал, что ему более симпатичны в этом отношении дирижеры Вильгельм Фуртвенглер, метод которого – загореться музыкой и увлечь этим музыкантов, и  Бруно Вальтер, который всегда приглашал к совместному музицированию, к со-творчеству.

Нельзя сказать, что лучше или хуже – каждый выбирает свою модель, которая для него ближе как для музыканта, но прежде всего – как для человека. И я, несмотря на глубочайшее уважение к Семену Абрамовичу, все-таки в большей степени согласен с Коганом.

- Вы совмещаете управление двумя коллективами: хором студентов консерватории и хором оперного театра. Это две разные ваши работы, или в целом они похожи?

- Разница определяется самим названием занимаемых мной должностей. В консерватории я – художественный руководитель коллектива. Я определяю не только программу хора, но и траекторию его развития в целом. Это прежде всего учебный коллектив, в составе которого – будущие хормейстеры, и я должен учить их не только петь в хоре, но и работать с хором. В театре же я не дирижер, а главный хормейстер, и моя основная задача – обеспечить качественное, чистое, красивое, стройное звучание хора, соответствующее партитуре и концепции спектакля. Здесь я, естественно, не могу и не имею права выходить на первый план. Большая часть моей работы проходит в репетиционном классе.

- А работа над актерской игрой в хоровом классе тоже ведется? Ведь хору часто приходится не только петь, но и существовать в определенном образе.

- Иногда перед спектаклем я говорю хору о том, что, например, в этом эпизоде можно прибавить актерской игры, а в этом – лучше не «заигрываться». Но это все-таки работа режиссера. Вместе с тем, нельзя забывать, что мы играем не только корпусом, лицом, руками, но и голосом. Если в спектакле надо какую-то фразу сказать ехидно или, наоборот, мечтательно, – то ехидность или мечтательность надо найти, прежде всего, в звуке. Сначала – актерская работа в звуке, а уже потом – в мизансценах.

- Оперный репертуар огромен, и в список постановок в нашем театре тоже немаленький. Как удается тщательно проработать каждое сочинение?

- Освоение любого репертуара требует времени. К счастью, хор театра – коллектив очень профессиональный, и все правки делаются быстро и качественно. С каждым спектаклем ты «переключаешься» на другого композитора – на его композиторский стиль, особенности его мышления и построения музыкальной ткани. При этом надо помнить: как бы ни называлась опера, какой бы композитор ее не написал, речь в ней всегда идет о человеке – о его эмоциях, страданиях, радостях, восторгах, достоинствах и недостатках… В центре всегда стоит человек. Собственно, всё искусство об этом. Человек через искусство – точно так же, как через религию или мифологию – познаёт себя. И если помнить об этом, то многие вещи становятся проще.

- Вечерами во время спектаклей Вас всегда можно заметить в зале с партитурой в руках. Отслеживаете проведенную работу?

- Наша работа не заканчивается никогда. Музыка – искусство, разворачивающееся во времени, это не картина, которую можно один раз написать, повесить на стену и наслаждаться ей. Наше искусство – живое, сиюминутное, поэтому всегда возникает необходимость что-то поправить, подретушировать, если это не вписывается в общую динамику. На спектаклях я смотрю, как идет единый театральный процесс и насколько мы выполняем те задачи, которые перед нами поставлены.

- А получается ли отвлечься от работы и насладиться искусством?

- Да. Несмотря на то, что мы, как и все профессионалы, подвержены профессиональной деформации, есть вечера, на которых ты забываешь о том, что это игра. Тебя захватывает стихия спектакля, и перед тобой словно живые люди, которые здесь и сейчас переживают какие-то события, радуются или огорчаются, любят или ненавидят. Такое ощущение возникает и на любом академическом концерте: иногда слышишь, что здесь можешь сделать по-другому, а бывает, что не хочется об этом думать. Просто наслаждаешься тем, что звучит.

- После спектакля Вы разговариваете с хором?

- Чаще всего. Я стараюсь подвести какой-то итог. Может, это старая привычка научного работника – «сделать выводы по проделанной работе» (смеётся). Но я считаю, что подвести итог своим мнением – человека, который сидел в зале и видел спектакль целиком, –  это нужно.

- Что самое главное в музыкальном театре?

- Здесь одна общая задача – создать единое действо, которое складывается из синтеза искусств. Балет, оркестр, хор – все должны подчиняться решению этой задачи. Мне очень нравится популярная формула: 1+1=3. Вдвоем вы сможете сделать то, что не сможет сделать каждый из вас по отдельности. Вдвоем вы можете поднять камень, который каждый из вас сам не поднимет. И в музыкальном театре, как, пожалуй, нигде, эта формула приобретает особое значение. Всё, что проходилось в репетиционных залах, соединяется и на сцене обретает новый смысл.

- Совсем скоро, 4 декабря, хор театра примет участие в фестивале «Рахманинов.Грани». Я знаю, что такие концерты не характерна для хора театра. Почему?

- Специфика работы оперного хора связана с тем, что мы очень редко выступаем сольно, в особенности – с программами a capрella, то есть без сопровождения инструмента или оркестра. В этом же концерте хор театра предстанет как самостоятельный и самоценный инструмент. Считаю, что это важно как в целом для коллектива, его профессионального роста, так и для каждого артиста лично.

- На концерте Вы исполните «Всенощное бдение» Рахманинова. Почему остановились именно на этом произведении?  

- В хоровом наследии Рахманинова – два крупных сочинения для хора a capella, и оба духовные: это «Литургия святого Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». В первой половине юбилейного года Рахманинова мне довелось исполнить «Литургию» с Хором студентов Казанской консерватории. А теперь пришло время исполнить и «Всенощное бдение» - с хором Татарского театра оперы и балета имени Джалиля.

- Получается, для хора исполнение такого сочинения – это своеобразный вызов?

  -  Если говорить о вызовах, то этот концерт, скорее, вызов для меня, личный. Потому что работа дирижера над крупной формой такого «монохромного» плана, над партитурой, которая объемна и по временному звучанию, и по плотности хоровой ткани, многослойна и разнообразна, требует очень большой сосредоточенности. Я не знаю хоровой партитуры сложнее!

---

Блиц-интервью

Любимый композитор?
Сегодня - Мусоргский. 

Любимая опера?
 "Травиата".

Говорят, вы очень любите готовить. Это правда?
Правда.

Любимое блюдо?
Их много. Целая рецептурная книга.

Личность, которая вас вдохновляет?
Я бы сказал, заставляет двигаться. Семен Абрамович Казачков.

Если бы не музыка, чем бы вы занимались?
Литературой

Что вы цените в людях?
Преданность

Что самое главное в искусстве?
Честность

---

Беседовала Елена Ваганова