Юрий Карпов: "В центре искусства всегда стоит человек"
27 НОЯБРЯ 2023
Главный хормейстер театра Юрий Карпов – о стиле управления, особенностях работы в театре, целях искусства и о предстоящем сольном выступлении хора.
Краткая биографическая справка
Юрий Семенович Карпов
Окончил Республиканское музыкальное училище г. Ижевска (1997, класс преп. Кирилловой Е.М.), Казанскую государственную консерваторию им. Н.Г. Жиганова (2002, класс проф. Булдаковой А.В.), ассистентуру-стажировку (2004, класс проф. Казачкова С.А.) и аспирантуру (2005) Казанской консерватории. Кандидат искусствоведения (2006, диссертация «Современная регентская практика: хормейстерский аспект»; научный руководитель – профессор А.Л. Маклыгин).
С 2002 года работает в Казанской консерватории. Профессор кафедры хорового дирижирования (2014), декан вокального и дирижерско-хорового факультетов (2013–2015), проректор по научно-исследовательской работе (2015–2021). С 2021 – дирижер Хора студентов Казанской консерватории. С 2022 года – главный хормейстер Татарского государственного академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля.
- Юрий Семенович, Вы продолжительное время занимались преподавательской и административной работой в Казанской консерватории и лишь недавно вернулись непосредственно к дирижированию. Скучали по творчеству?
- Дирижерской профессией я действительно долгое время почти не занимался, потому что был большой объем административной работы – я был деканом двух факультетов, проректором по научной работе консерватории. Но мне давно хотелось вернуться к тому, что я люблю, знаю, умею. Быть, так сказать, не «возле» музыки, а заниматься ей непосредственно. Так, в 2021 году я стал художественным руководителем Хора студентов Казанской консерватории, а сейчас, в 2023 – мой второй сезон на должности главного хормейстера театра.
- Вы всегда хотели работать дирижером?
- В детстве у меня было две мечты: первая – стать пианистом, а вторая – стать дирижером. Наверное, я счастливый человек, потому что мечта о дирижерской профессии все-таки состоялась, а пианистическая карьера… наверное, еще впереди! (смеётся)
- И петь тоже нравилось?
- Такого, как порой читаешь у некоторых – «я пел всегда, сколько себя помню» – у меня не было. Пение для меня, как музыка в принципе, – это способ высказаться, выразить какую-то мысль, чувство, а не просто момент наслаждения от вибраций собственного голоса.
- Почему Вы выбрали именно хоровое, а не симфоническое дирижирование?
- У меня есть опыт работы с симфоническим оркестром: я готовил ряд симфонических программ в консерватории, был постановщиком оперных спектаклей. Но я убежден – работать с хором гораздо сложнее. Когда ты выходишь к хору, то каждый раз должен заново настраивать этот «инструмент». Ведь хор состоит из множества голосов, каждый из которых неповторим. Привести эти голоса к «единому знаменателю» – важнейшая задача, которую должен решать хормейстер.
- Какие для этого есть способы?
- Самое главное в работе с хором – помнить, что перед тобой не просто «набор голосов», не просто «инструмент», а прежде всего люди. Для меня принципиально важно сперва настроить человеческие взаимоотношения – а затем увлечь собственным примером, своим слышанием музыки, пониманием и чувствованием хора в том или ином произведении. Тогда люди за тобой пойдут.
- То есть, стиль авторитарного управления – не Ваш?
- Музыка – искусство хрупкое, и чрезмерная жёсткость рано или поздно начинает разрушать ее внутреннюю структуру, её ДНК.
Когда я готовил книгу к 100-летию Семёна Абрамовича Казачкова, то подробно изучил переписку между ним и известным пианистом Григорием Михайловичем Коганом. Семен Абрамович писал, что его дирижерский идеал – Артуро Тосканини. Это был великий дирижер, лидер бескомпромиссно авторитарный, который вел оркестр за собой, как полководец ведет за собой войско. Григорий Михайлович в ответ писал, что ему более симпатичны в этом отношении дирижеры Вильгельм Фуртвенглер, метод которого – загореться музыкой и увлечь этим музыкантов, и Бруно Вальтер, который всегда приглашал к совместному музицированию, к со-творчеству.
Нельзя сказать, что лучше или хуже – каждый выбирает свою модель, которая для него ближе как для музыканта, но прежде всего – как для человека. И я, несмотря на глубочайшее уважение к Семену Абрамовичу, все-таки в большей степени согласен с Коганом.
- Вы совмещаете управление двумя коллективами: хором студентов консерватории и хором оперного театра. Это две разные ваши работы, или в целом они похожи?
- Разница определяется самим названием занимаемых мной должностей. В консерватории я – художественный руководитель коллектива. Я определяю не только программу хора, но и траекторию его развития в целом. Это прежде всего учебный коллектив, в составе которого – будущие хормейстеры, и я должен учить их не только петь в хоре, но и работать с хором. В театре же я не дирижер, а главный хормейстер, и моя основная задача – обеспечить качественное, чистое, красивое, стройное звучание хора, соответствующее партитуре и концепции спектакля. Здесь я, естественно, не могу и не имею права выходить на первый план. Большая часть моей работы проходит в репетиционном классе.
- А работа над актерской игрой в хоровом классе тоже ведется? Ведь хору часто приходится не только петь, но и существовать в определенном образе.
- Иногда перед спектаклем я говорю хору о том, что, например, в этом эпизоде можно прибавить актерской игры, а в этом – лучше не «заигрываться». Но это все-таки работа режиссера. Вместе с тем, нельзя забывать, что мы играем не только корпусом, лицом, руками, но и голосом. Если в спектакле надо какую-то фразу сказать ехидно или, наоборот, мечтательно, – то ехидность или мечтательность надо найти, прежде всего, в звуке. Сначала – актерская работа в звуке, а уже потом – в мизансценах.
- Оперный репертуар огромен, и в список постановок в нашем театре тоже немаленький. Как удается тщательно проработать каждое сочинение?
- Освоение любого репертуара требует времени. К счастью, хор театра – коллектив очень профессиональный, и все правки делаются быстро и качественно. С каждым спектаклем ты «переключаешься» на другого композитора – на его композиторский стиль, особенности его мышления и построения музыкальной ткани. При этом надо помнить: как бы ни называлась опера, какой бы композитор ее не написал, речь в ней всегда идет о человеке – о его эмоциях, страданиях, радостях, восторгах, достоинствах и недостатках… В центре всегда стоит человек. Собственно, всё искусство об этом. Человек через искусство – точно так же, как через религию или мифологию – познаёт себя. И если помнить об этом, то многие вещи становятся проще.
- Вечерами во время спектаклей Вас всегда можно заметить в зале с партитурой в руках. Отслеживаете проведенную работу?
- Наша работа не заканчивается никогда. Музыка – искусство, разворачивающееся во времени, это не картина, которую можно один раз написать, повесить на стену и наслаждаться ей. Наше искусство – живое, сиюминутное, поэтому всегда возникает необходимость что-то поправить, подретушировать, если это не вписывается в общую динамику. На спектаклях я смотрю, как идет единый театральный процесс и насколько мы выполняем те задачи, которые перед нами поставлены.
- А получается ли отвлечься от работы и насладиться искусством?
- Да. Несмотря на то, что мы, как и все профессионалы, подвержены профессиональной деформации, есть вечера, на которых ты забываешь о том, что это игра. Тебя захватывает стихия спектакля, и перед тобой словно живые люди, которые здесь и сейчас переживают какие-то события, радуются или огорчаются, любят или ненавидят. Такое ощущение возникает и на любом академическом концерте: иногда слышишь, что здесь можешь сделать по-другому, а бывает, что не хочется об этом думать. Просто наслаждаешься тем, что звучит.
- После спектакля Вы разговариваете с хором?
- Чаще всего. Я стараюсь подвести какой-то итог. Может, это старая привычка научного работника – «сделать выводы по проделанной работе» (смеётся). Но я считаю, что подвести итог своим мнением – человека, который сидел в зале и видел спектакль целиком, – это нужно.
- Что самое главное в музыкальном театре?
- Здесь одна общая задача – создать единое действо, которое складывается из синтеза искусств. Балет, оркестр, хор – все должны подчиняться решению этой задачи. Мне очень нравится популярная формула: 1+1=3. Вдвоем вы сможете сделать то, что не сможет сделать каждый из вас по отдельности. Вдвоем вы можете поднять камень, который каждый из вас сам не поднимет. И в музыкальном театре, как, пожалуй, нигде, эта формула приобретает особое значение. Всё, что проходилось в репетиционных залах, соединяется и на сцене обретает новый смысл.
- Совсем скоро, 4 декабря, хор театра примет участие в фестивале «Рахманинов.Грани». Я знаю, что такие концерты не характерна для хора театра. Почему?
- Специфика работы оперного хора связана с тем, что мы очень редко выступаем сольно, в особенности – с программами a capрella, то есть без сопровождения инструмента или оркестра. В этом же концерте хор театра предстанет как самостоятельный и самоценный инструмент. Считаю, что это важно как в целом для коллектива, его профессионального роста, так и для каждого артиста лично.
- На концерте Вы исполните «Всенощное бдение» Рахманинова. Почему остановились именно на этом произведении?
- В хоровом наследии Рахманинова – два крупных сочинения для хора a capella, и оба духовные: это «Литургия святого Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». В первой половине юбилейного года Рахманинова мне довелось исполнить «Литургию» с Хором студентов Казанской консерватории. А теперь пришло время исполнить и «Всенощное бдение» - с хором Татарского театра оперы и балета имени Джалиля.
- Получается, для хора исполнение такого сочинения – это своеобразный вызов?
- Если говорить о вызовах, то этот концерт, скорее, вызов для меня, личный. Потому что работа дирижера над крупной формой такого «монохромного» плана, над партитурой, которая объемна и по временному звучанию, и по плотности хоровой ткани, многослойна и разнообразна, требует очень большой сосредоточенности. Я не знаю хоровой партитуры сложнее!
Блиц-интервью
Краткая биографическая справка
Юрий Семенович Карпов
Окончил Республиканское музыкальное училище г. Ижевска (1997, класс преп. Кирилловой Е.М.), Казанскую государственную консерваторию им. Н.Г. Жиганова (2002, класс проф. Булдаковой А.В.), ассистентуру-стажировку (2004, класс проф. Казачкова С.А.) и аспирантуру (2005) Казанской консерватории. Кандидат искусствоведения (2006, диссертация «Современная регентская практика: хормейстерский аспект»; научный руководитель – профессор А.Л. Маклыгин).
С 2002 года работает в Казанской консерватории. Профессор кафедры хорового дирижирования (2014), декан вокального и дирижерско-хорового факультетов (2013–2015), проректор по научно-исследовательской работе (2015–2021). С 2021 – дирижер Хора студентов Казанской консерватории. С 2022 года – главный хормейстер Татарского государственного академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля.
- Юрий Семенович, Вы продолжительное время занимались преподавательской и административной работой в Казанской консерватории и лишь недавно вернулись непосредственно к дирижированию. Скучали по творчеству?
- Дирижерской профессией я действительно долгое время почти не занимался, потому что был большой объем административной работы – я был деканом двух факультетов, проректором по научной работе консерватории. Но мне давно хотелось вернуться к тому, что я люблю, знаю, умею. Быть, так сказать, не «возле» музыки, а заниматься ей непосредственно. Так, в 2021 году я стал художественным руководителем Хора студентов Казанской консерватории, а сейчас, в 2023 – мой второй сезон на должности главного хормейстера театра.
- Вы всегда хотели работать дирижером?
- В детстве у меня было две мечты: первая – стать пианистом, а вторая – стать дирижером. Наверное, я счастливый человек, потому что мечта о дирижерской профессии все-таки состоялась, а пианистическая карьера… наверное, еще впереди! (смеётся)
- И петь тоже нравилось?
- Такого, как порой читаешь у некоторых – «я пел всегда, сколько себя помню» – у меня не было. Пение для меня, как музыка в принципе, – это способ высказаться, выразить какую-то мысль, чувство, а не просто момент наслаждения от вибраций собственного голоса.
- Почему Вы выбрали именно хоровое, а не симфоническое дирижирование?
- У меня есть опыт работы с симфоническим оркестром: я готовил ряд симфонических программ в консерватории, был постановщиком оперных спектаклей. Но я убежден – работать с хором гораздо сложнее. Когда ты выходишь к хору, то каждый раз должен заново настраивать этот «инструмент». Ведь хор состоит из множества голосов, каждый из которых неповторим. Привести эти голоса к «единому знаменателю» – важнейшая задача, которую должен решать хормейстер.
- Какие для этого есть способы?
- Самое главное в работе с хором – помнить, что перед тобой не просто «набор голосов», не просто «инструмент», а прежде всего люди. Для меня принципиально важно сперва настроить человеческие взаимоотношения – а затем увлечь собственным примером, своим слышанием музыки, пониманием и чувствованием хора в том или ином произведении. Тогда люди за тобой пойдут.
- То есть, стиль авторитарного управления – не Ваш?
- Музыка – искусство хрупкое, и чрезмерная жёсткость рано или поздно начинает разрушать ее внутреннюю структуру, её ДНК.
Когда я готовил книгу к 100-летию Семёна Абрамовича Казачкова, то подробно изучил переписку между ним и известным пианистом Григорием Михайловичем Коганом. Семен Абрамович писал, что его дирижерский идеал – Артуро Тосканини. Это был великий дирижер, лидер бескомпромиссно авторитарный, который вел оркестр за собой, как полководец ведет за собой войско. Григорий Михайлович в ответ писал, что ему более симпатичны в этом отношении дирижеры Вильгельм Фуртвенглер, метод которого – загореться музыкой и увлечь этим музыкантов, и Бруно Вальтер, который всегда приглашал к совместному музицированию, к со-творчеству.
Нельзя сказать, что лучше или хуже – каждый выбирает свою модель, которая для него ближе как для музыканта, но прежде всего – как для человека. И я, несмотря на глубочайшее уважение к Семену Абрамовичу, все-таки в большей степени согласен с Коганом.
- Вы совмещаете управление двумя коллективами: хором студентов консерватории и хором оперного театра. Это две разные ваши работы, или в целом они похожи?
- Разница определяется самим названием занимаемых мной должностей. В консерватории я – художественный руководитель коллектива. Я определяю не только программу хора, но и траекторию его развития в целом. Это прежде всего учебный коллектив, в составе которого – будущие хормейстеры, и я должен учить их не только петь в хоре, но и работать с хором. В театре же я не дирижер, а главный хормейстер, и моя основная задача – обеспечить качественное, чистое, красивое, стройное звучание хора, соответствующее партитуре и концепции спектакля. Здесь я, естественно, не могу и не имею права выходить на первый план. Большая часть моей работы проходит в репетиционном классе.
- А работа над актерской игрой в хоровом классе тоже ведется? Ведь хору часто приходится не только петь, но и существовать в определенном образе.
- Иногда перед спектаклем я говорю хору о том, что, например, в этом эпизоде можно прибавить актерской игры, а в этом – лучше не «заигрываться». Но это все-таки работа режиссера. Вместе с тем, нельзя забывать, что мы играем не только корпусом, лицом, руками, но и голосом. Если в спектакле надо какую-то фразу сказать ехидно или, наоборот, мечтательно, – то ехидность или мечтательность надо найти, прежде всего, в звуке. Сначала – актерская работа в звуке, а уже потом – в мизансценах.
- Оперный репертуар огромен, и в список постановок в нашем театре тоже немаленький. Как удается тщательно проработать каждое сочинение?
- Освоение любого репертуара требует времени. К счастью, хор театра – коллектив очень профессиональный, и все правки делаются быстро и качественно. С каждым спектаклем ты «переключаешься» на другого композитора – на его композиторский стиль, особенности его мышления и построения музыкальной ткани. При этом надо помнить: как бы ни называлась опера, какой бы композитор ее не написал, речь в ней всегда идет о человеке – о его эмоциях, страданиях, радостях, восторгах, достоинствах и недостатках… В центре всегда стоит человек. Собственно, всё искусство об этом. Человек через искусство – точно так же, как через религию или мифологию – познаёт себя. И если помнить об этом, то многие вещи становятся проще.
- Вечерами во время спектаклей Вас всегда можно заметить в зале с партитурой в руках. Отслеживаете проведенную работу?
- Наша работа не заканчивается никогда. Музыка – искусство, разворачивающееся во времени, это не картина, которую можно один раз написать, повесить на стену и наслаждаться ей. Наше искусство – живое, сиюминутное, поэтому всегда возникает необходимость что-то поправить, подретушировать, если это не вписывается в общую динамику. На спектаклях я смотрю, как идет единый театральный процесс и насколько мы выполняем те задачи, которые перед нами поставлены.
- А получается ли отвлечься от работы и насладиться искусством?
- Да. Несмотря на то, что мы, как и все профессионалы, подвержены профессиональной деформации, есть вечера, на которых ты забываешь о том, что это игра. Тебя захватывает стихия спектакля, и перед тобой словно живые люди, которые здесь и сейчас переживают какие-то события, радуются или огорчаются, любят или ненавидят. Такое ощущение возникает и на любом академическом концерте: иногда слышишь, что здесь можешь сделать по-другому, а бывает, что не хочется об этом думать. Просто наслаждаешься тем, что звучит.
- После спектакля Вы разговариваете с хором?
- Чаще всего. Я стараюсь подвести какой-то итог. Может, это старая привычка научного работника – «сделать выводы по проделанной работе» (смеётся). Но я считаю, что подвести итог своим мнением – человека, который сидел в зале и видел спектакль целиком, – это нужно.
- Что самое главное в музыкальном театре?
- Здесь одна общая задача – создать единое действо, которое складывается из синтеза искусств. Балет, оркестр, хор – все должны подчиняться решению этой задачи. Мне очень нравится популярная формула: 1+1=3. Вдвоем вы сможете сделать то, что не сможет сделать каждый из вас по отдельности. Вдвоем вы можете поднять камень, который каждый из вас сам не поднимет. И в музыкальном театре, как, пожалуй, нигде, эта формула приобретает особое значение. Всё, что проходилось в репетиционных залах, соединяется и на сцене обретает новый смысл.
- Совсем скоро, 4 декабря, хор театра примет участие в фестивале «Рахманинов.Грани». Я знаю, что такие концерты не характерна для хора театра. Почему?
- Специфика работы оперного хора связана с тем, что мы очень редко выступаем сольно, в особенности – с программами a capрella, то есть без сопровождения инструмента или оркестра. В этом же концерте хор театра предстанет как самостоятельный и самоценный инструмент. Считаю, что это важно как в целом для коллектива, его профессионального роста, так и для каждого артиста лично.
- На концерте Вы исполните «Всенощное бдение» Рахманинова. Почему остановились именно на этом произведении?
- В хоровом наследии Рахманинова – два крупных сочинения для хора a capella, и оба духовные: это «Литургия святого Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». В первой половине юбилейного года Рахманинова мне довелось исполнить «Литургию» с Хором студентов Казанской консерватории. А теперь пришло время исполнить и «Всенощное бдение» - с хором Татарского театра оперы и балета имени Джалиля.
- Получается, для хора исполнение такого сочинения – это своеобразный вызов?
- Если говорить о вызовах, то этот концерт, скорее, вызов для меня, личный. Потому что работа дирижера над крупной формой такого «монохромного» плана, над партитурой, которая объемна и по временному звучанию, и по плотности хоровой ткани, многослойна и разнообразна, требует очень большой сосредоточенности. Я не знаю хоровой партитуры сложнее!
Блиц-интервью
Любимый композитор?
Сегодня - Мусоргский.
Любимая опера?
"Травиата".
Говорят, вы очень любите готовить. Это правда?
Правда.
Любимое блюдо?
Их много. Целая рецептурная книга.
Личность, которая вас вдохновляет?
Я бы сказал, заставляет двигаться. Семен Абрамович Казачков.
Если бы не музыка, чем бы вы занимались?
Литературой
Что вы цените в людях?
Преданность
Что самое главное в искусстве?
Честность
Беседовала Елена Ваганова