В новом выпуске проекта «Люди театра» мы поговорили с Зоей Церериной – оперной певицей, солисткой ТАГТОиБ им.М.Джалиля, заслуженной артисткой РТ. Зоя рассказала Дарье Саяповой о своей семье, годах учебы в консерватории, процессе перехода из меццо в драмсопрано и о том, чем русский театр отличается от зарубежного.

---

– Вы родились во Владимирской области, в городе Гусь-Хрустальный. Как вы пришли в музыку?

– Мне было шесть лет, когда я начала обучение в музыкальной школе по классу фортепиано. На тот момент я уже около года ходила на балет. Дома у папиных родителей стоял немецкий концертный рояль, на котором с бабушкиной помощью я начала свои первые занятия. К сожалению, рояль был в плохом состоянии и не подлежал ремонту, поэтому позже мне купили фортепиано. Совмещать несколько школ оказалось тяжело, и спустя два года я рассталась с балетной школой, выбрав музыку.

– У вас музыкальная семья?

– Да. По праздникам наша большая дружная семья собиралась вместе: организовывались детские театральные постановки, пели хором и сольно романсы, арии из опер, дуэты, песни под аккомпанемент фортепиано, баяна или гитары. Дедушка, руководивший любительским хором и собиравший раритетные нотные издания, был большим ценителем голосов, особенно любил басов: в доме часто звучали записи Федора Шаляпина, Бориса Штоколова. Одна из тетушек – профессиональная концертная певица, работала в филармонии; другая – профессиональный дирижёр хора. Папа окончил музыкальную школу по классу баяна, у него поставленный от природы голос красивого баритонального тембра. Поэтому музыкальная среда с детства была для меня родной.

– После школы вы поступили во Владимирский музыкальный колледж на отделение хорового дирижирования. Почему вы выбрали эту специальность?

– Сразу после окончания музыкальной школы, когда мне было 14 лет,  я планировала поступать во Владимирское музыкальное училище, но папа не захотел отпускать меня в другой город в столь юном возрасте, поэтому мне пришлось идти в 10-11 классы. К концу обучения в школе приходили самые разнообразные идеи будущей профессии: журналист, телевизионная ведущая, драматическая актриса, переводчик… В итоге я склонилась к поступлению в политехнический институт. Но моя бабушка Зоя, в честь которой меня назвали, решительно настояла на выборе музыкального образования. В те два года, что прошли с момента окончания музыкальной школы, я практически не садилась за рояль, поэтому пришлось экстренно, за месяц до поступления, готовить программу и набирать форму. Достаточного для фортепианного факультета уровня набрать не удалось, и мне предложили поступить на дирижерское отделение. Оставалось два дня до экзамена. На помощь пришла моя тетушка-дирижер. Она помогла мне освоить дирижирование двумя руками песни «Эх, дороги», а в дедушкиной коллекции старинных нот мы нашли романс Даргомыжского «Мне грустно» для сольного исполнения (1887 года издания), который быстро разучили. В результате я успешно сдала экзамены и была зачислена в колледж на отделения дирижирования.

– Как вы начали заниматься вокалом?

– Мне всегда нравилось петь, танцевать, декламировать стихи, выступать на публике, при этом я никогда не чувствовала особых вокальных данных. Диапазон был достаточно ограниченный: выше фа второй октавы петь не получалось. На четвёртом курсе училища из любопытства за компанию с подругами я пришла на урок к певице Елене Назаровской. И на первой же встрече она без труда распела меня от ноты фа малой до ноты фа третьей октавы, обнаружив достаточно приличный объемный голос! Открытие диапазона в три октавы было для меня настоящим чудом.

Дальше продолжилась цепочка неожиданных событий. В училище музыкальную литературу у дирижеров вел Дмитрий Захарович Киреев – большой меломан и любитель оперы. Он также обратил внимание на мой голос и посоветовал съездить на консультацию в академию имени Гнесиных к заведующей вокальной кафедрой Валентине Николаевне Левко. В порыве волнения я забыла взять ноты и пришла к Валентине Николаевне на прослушивание без нот, что ее, конечно, удивило. Пришлось петь a capella… Тем не менее она подтвердила наличие у меня хороших данных и посоветовала поступать на вокальный факультет консерватории. Несколько месяцев я брала уроки пения у Валентины Николаевны, готовила программу для поступления.

– Почему для получения высшего образования вы выбрали Нижний Новгород?

– Изначально я хотела поступать в Москву, но решила начать с Нижнего, где вступительные экзамены начинались на два дня раньше. Спев удачно экзамен по вокалу, я собиралась ехать в Москву, но проснувшись утром, обнаружила полное отсутствие голоса, даже разговорного… В Нижнем Новгороде у меня была прекрасный педагог Светлана Николаевна Лившина, которая с большой любовью относилась ко мне и всегда говорила: «Ты моя звездочка». На первом курсе были мысли перевестись в Московскую консерваторию, но было трудно всё поменять и уехать, когда здесь тебя так ценят и любят.

– Как проходила ваша учеба в консерватории?

– После хорового дирижирования учиться на вокальном факультете было достаточно легко, особенно по сольфеджио и гармонии. Я была активной студенткой, участвовала в концертах Нижегородского симфонического оркестра под управлением Александра Скульского, побеждала в конкурсах им.М.Балакирева, «Bella voce». Очень любила уроки итальянского языка и уроки по камерному классу. В консерваторию приходишь достаточно взрослым и уже вполне ясно сознаешь, чем хочешь заниматься в жизни.

– Как проходили уроки в классе Светланы Лившиной?

– Вполне традиционно: она была выпускницей знаменитого профессора Евгения Крестинского, пропагандировала европейскую культуру и манеру пения, ближе к итальянской, тщательно работала над выразительностью исполнения и фразировкой. Единственное, я сожалею, что за пять лет учебы освоила не такой обширный оперный репертуар, как хотелось бы. В постановках оперного класса я спела Ларину из «Евгения Онегина», Лауру из «Каменного гостя» Даргомыжского, Любашу из «Царской невесты», Бабариху и Ткачиху из оперы «Сказка о царе Салтане» Римского-Корсакова. Некоторые партии я пыталась разучивать сама: например, Марфу из «Хованщины», Золушку «Россини», но без контроля педагога это было неэффективно.

– Как пришло решение перестроить голос? Насколько это было трудно?

– О том, что у меня сопрано, мне иногда говорили: в Нижегородском театре оперы и балета, куда я прослушивалась на четвертом курсе, в театре «Санктъ-Петербургъ Опера», где я работала после консерватории. Сомневались в «подлинности» моего меццо и мой первый педагог в училище, и Валентина Николаевна Левко, и председатель жюри конкурса «Санкт-Петербург», где я дважды успешно участвовала, Ирина Петровна Богачева… И все же долгое время после консерватории я работала как меццо – сначала в Петербурге, затем в Казани. Переломным моментом стало прослушивание в Мариинский театр на роль Эболи в опере «Дон Карлос» Верди. Коллегия театра посчитала, что для продолжения карьеры переход в сопрано будет более верным для меня решением. Это был сложный и рискованный шаг, потому что голосовой аппарат за годы работы привыкает к определенной тесситуре. При переходе в новый тип голоса можно потерять привычное звучание и не прийти к новому. На этом этапе очень важен хороший педагог, которому можно доверить свой голос, им для меня стал тенор Александр Тихончук. Под его контролем я готовила Лизу из «Пиковой дамы», Тоску, Турандот, Абигайль, постепенно привыкая к новой тесситуре, приспосабливая свой голосовой аппарат к новым ощущениям…

Однажды мой друг, зная что я перехожу в сопрано, предложил спеть «Тоску» в новом театре Владивостока. Я понимала, что это шанс, который нельзя упустить: за две недели доучила всю партию и с замиранием сердца полетела в Приморский театр. Дебют прошел удачно и для меня начался новый этап в творческом пути. То, чего я не могла добиться за 12 лет карьеры как меццо, я добилась за 4 года как сопрано. Я стала исполнять ведущие роли – Леонору в «Трубадуре», Абигайль в «Набукко», Джоконду, Турандот, Ортруду в «Лоэнгрине», Лизу в «Пиковой даме» – в лучших театрах России и Европы: Большом театре, театре «Сан-Карло» в Неаполе, Глайндборнском фестивале в Англии, Берлинской филармонии, оперных театрах Берлина, Варшавы, Бонна, Бильбао, Гетеборга. В начале этого нового для меня периода было непрестанное чувство радости – радости человека, воплотившего свою мечту! Это действительно большое счастье – делать то, что тебе по-настоящему нравится!

– В 2007 году вы стали солисткой Татарского театра оперы и балета. Как вы пришли в наш театр?

– Мне поступило предложение приехать в Казань, когда я еще работала в Санкт-Петербурге. На одном из конкурсов меня заметила Гюзель Хайбулина, тогдашний художественный руководитель оперы и пригласила на прослушивание на роль Церлины и Эльвиры на постановку оперы «Дон Жуан». Я не знала ни одну из этих партий и выбрала Церлину, потому что ее было легко выучить за короткий срок. На прослушивании я понравилась постановщикам и руководству театра, меня взяли в проект и чуть позже зачислили в труппу Казанского театра. Были предложены прекрасные условия, интересные роли, постановки, зарубежные гастроли, и при этом оставалась свобода личных гастролей, что очень важно. Благодаря мудрой политике руководства, считаю условия работы артиста в Казанском театре одними из самых лучших.

– Вы часто приезжаете в Казань и участвуете в постановках театра. Какие эмоции вы испытываете, выступая на казанской сцене?

– Татарский театр оперы и балета – это мой родной дом. Творческая, спокойная и доброжелательная обстановка, добрые, искренние люди, высокопрофессиональная организация художественного процесса всегда вдохновляет и радует. В театре я прошла все этапы: от маленьких ролей до больших партий. И каждый раз возвращаться к казанской публике, чувствовать ее яркий эмоциональный отклик – это счастье и настоящий праздник, дарящий заряд творческой энергии.

– Чем отличается русский театр от зарубежного?

– Может быть, звучанием оркестра, акустикой залов... Как мне кажется, в Европе предпочитают более легкий, полетный звук, облегчая звучание оркестра; в этом помогает прекрасная акустика театров. Наши оркестры звучат более плотно и акустика залов не такая «легкая», часто вокалисту нужно немало сил, чтобы хорошо озвучить партию.

Пожалуй, в России и Европе несколько разные режиссерские подходы. Зарубежные постановщики глубоко погружаются в психологию персонажей, пытаются выявлять самые глубинные идеи и смыслы. На это уходит много времени, поэтому постановочные процессы занимают 1,5 -2 месяца. Например, во время постановки «Русалки» Дворжака на Глайндборнском фестивале, где я исполняла Заморскую княжну, режиссер проводила читки роли, как делают в драматических театрах – разбирая каждый такт, каждое слово и нюанс, пытаясь выявить скрытые мотивы и подтексты. Она детально работала над каждым поворотом тела, жестом, состоянием и ракурсом. И поскольку запись оперы шла на DVD, нас часто снимали крупным планом и для этого прорабатывались самые мелкие детали рисунка роли. Очень увлекательный, но непривычный процесс.

– Как вы относитесь к режиссерскому театру?

– Если режиссура идейная, глубоко продуманная, логичная, не отвлекает внимание от музыки и сюжета, не идет вразрез, не переворачивает все с ног на голову, а украшает и раскрывает произведение – я только «за». Поставить оперный спектакль для современного зрителя, бережно сохранив традиции и при этом по-настоящему глубоко, ново и оригинально – это действительно сложная задача.

– Отличаются ли зрители в России и за рубежом?

–Сложно сказать. Бывает, в одном и том же городе один и тот же спектакль с одними и теми же исполнителями принимают абсолютно по-разному. Публика – это живой организм, и зритель часто непредсказуем. На казанской сцене однажды произошла интересная ситуация. Это был финал оперы «Тоска», в момент, когда моя героиня убивала Скарпиа, публика внезапно, совершенно неожиданно начала кричать «браво» и дружно аплодировать. Я пела Тоску в Большом, в Баку, в Варшаве, в Голландии, слушала во многих театрах мира, но такая реакция была первой и единственной.

– Ваша самая необычная роль?

– Пожалуй, не сама роль, а ее прочтение. Это Заморская Княжна в опере «Русалка» Дворжака в Большом театре. Всё действие происходит в двух мирах: реальном и сказочном, воображаемом. Интересно раскрыл режиссер образ Княжны, которую якобы наняли родители принца, чтобы отвлечь его от Русалки. Совсем иначе был решен образ Княжны в постановке на Глайндборнском оперном фестивале: там она была дама высшего общества, с безупречными манерами, аристократичным воспитанием, одного с принцем круга.

– Вы самокритичны к себе?

– В меру. Конечно, всегда хочется совершенствоваться и делать свою работу максимально хорошо. Зачастую то, как мы слышим себя на сцене, обманчиво, поэтому я стараюсь всегда записывать свои выступления и потом просматривать и прослушивать, делая работу над ошибками. Обращаюсь за советами к коучам, дирижерам, пианистам, спрашиваю мнение коллег и зрителей. Чтобы развиваться, надо постоянно работать над собой.

– Ваша любимая оперная певица?

– Зависит от роли. Если говорить о «Турандот», мне нравится Биргит Нильсон и Гена Димитрова, они достаточно долго пели на сцене, сохранив свой голос. В «Тоске»я  больше ориентировалась на исполнение Марии Каллас и Ренаты Тебальди: обе, считаю, великие и непревзойденные певицы. Партию Лизы готовила по записям Тамары Милашкиной и Галины Вишневской. Люблю Марию Гулегину, слушала ее много раз в разных спектаклях, и каждый раз она поражала. Вообще постоянно сравниваю, слушаю разных певцов и певиц, анализирую – это часть моей работы.

---

Блиц-интервью

– Любимая роль?

– Леонора из оперы Верди «Трубадур», жаль, что давно ее не исполняла.

– Последняя книга, которую вы прочитали?

– «Мой друг Пуччини рассказывает» итальянского писателя Арнальдо Фраккароли. Вообще, я такой человек, который начинает читать сразу несколько книг.

– Есть домашнее животное?

– Да, два карпа кои.

– Самый красивый театр мира?

– Из тех, в которых пела – «Сан-Карло» в Неаполе

– Какую партию вы бы хотели исполнить?

– Леди Макбет из оперы «Макбет» Верди и Кундри из оперы «Парсифаль» Вагнера.