Юбилейный Шаляпинский фестиваль в Казани открылся «Тоской»
03 ФЕВРАЛЯ 2022
В столице Татарстана стартовал 40-й Шаляпинский фестиваль — старейший в нашей стране оперный форум, предложивший на свой юбилей меломанам богатую и интересную программу.
У появившегося в 1982-м в Казани фестиваля, казалось бы, шансов выжить было не так много: настоящей оперной публики в городе и республике тогда не было, в театр ходили плохо. Но новый амбициозный директор Татарского оперного театра Рауфаль Мухаметзянов проявил немалое упорство и изобретательность — и фестиваль выстоял. Публика полюбила казанский «форум голосов», лихолетье перестройки и пресловутых девяностых он сумел пережить, фестиваль признали и полюбили артисты разных поколений со всей страны и даже из-за рубежа, сюда регулярно стала ездить столичная критика.
Программа юбилейного фестиваля включает пять опер итальянского классического репертуара, две — русского и одну современную татарскую оперу. Кроме того, заявлена так называемая параллельная программа — открытые репетиции спектаклей, камерные концерты в Зале имени Сайдашева, показы опер (из Парижа и Зальцбурга) на киноэкране, лекции, круглые столы, выставки. На открытие фестиваля позвали оперную звезду — Любовь Казарновская приветствовала аудиторию два первых вечера пламенной речью, — и выбор спикера не случаен: в 1982-м именно она участвовала в инаугурационном фестивале, и ее Татьяна в «Евгении Онегине» памятна казанской публике до сих пор.
Самая знаменитая и исполняемая опера Джакомо Пуччини ставится в Казани уже в четвертый раз, а последняя постановка 1990-х шла здесь еще в прошлом сезоне — она хорошо известна казанской публике и любима ею, поэтому решено было дать хиту новое прочтение. Для этого позвали петербургского мастера Юрия Александрова, который сделал в Казани уже с десяток работ. Александров работал в тандеме с художником Вячеславом Окуневым — мастером представительной, роскошной сценографии. Знаменитые постановщики решили «Тоску» как яркий исторический спектакль, с сохранением предписанных композитором локаций. В этом подходе есть определенная перекличка с предыдущей работой тандема на казанской сцене: в «Паяцах», появившихся в Театре имени Джалиля по осени, также было глаз не оторвать от колоритных итальянских пейзажей.
Казанская «Тоска» происходит в наполеоновские времена и в исключительных по красоте интерьерах. С церковью Сант-Андреа-делла-Валле и палаццо Фарнезе все понятно, их барочная пышность известна, но прекрасен даже тюремный двор Замка Святого Ангела — гигантская крылатая статуя с мечом, нависающая над финалом пуччиниевской трагедии, выглядит масштабно и поэтично. Роскошны костюмы героев, самые красивые, как и положено, у титульной героини.
Режиссерское прочтение достаточно традиционно, что в условиях такой сценографии — единственное правильное решение. При этом Александров работает с актерами над образами, детально их развивая, углубляя и укрупняя, выявляя психологический подтекст их мотивов. Его Тоска — артистка и примадонна до мозга костей, даже в трагические минуты противостояния со Скарпиа она не может отказаться от привычных для нее театральных эффектов и поз. Ее оппонент показан как своего рода квинтэссенция властности и пристрастия к интригам: его появление и пребывание в церкви в первом акте происходит при постоянном сопровождении ансамбля клевретов — они буквально тенями в серых плащах всюду следуют за патроном. Не лишена казанская «Тоска» и выразительного натурализма — сцена принуждения героини к адюльтеру проведена на грани хорошего вкуса, убийство барона показано с пугающей кровожадностью (Тоска многократно пронзает его кинжалом в исступлении и остервенении), также откровенно показаны и последствия пыток Каварадосси (сорочка художника буквально кровоточит). Любопытная находка режиссера: разыскивая за минуту перед убийством подписанный бароном пропуск, Тоска неаккуратно задевает полусидящий труп, и тот буквально заваливается на героиню, словно исполняя то, чему не суждено было свершиться при его жизни.
Но есть детали и трогательные, лирические: перед смертью художник рисует на обрывке листа из тюремного журнала карандашом портрет внука тюремщика, маленького мальчика, певшего поутру в его унылом дворе, а тот после расстрела безутешно рыдает над трупом полюбившегося ему арестанта. Или кокетство Тоски в первом акте — оно так прямолинейно и простодушно, что невольно вызывает улыбку.
Шаляпинский фестиваль — это праздник бельканто: пение здесь не менее, а быть может, более важно, чем постановочные изыски. И в этом смысле премьера оправдала ожидания. Каварадосси великолепно спел мариинский тенор Ахмед Агади: настоящая итальянская экспрессия, превосходно взятые верхние ноты и тонкий артистизм сделали из маститого певца юного и пылкого свободолюбца. Яростным брутализмом веяло от минского баритона Станислава Трифонова — его Скарпиа и красив, и сексуален, и агрессивен, и безобразен — столь богатую актерскую палитру артист сочетает с выразительным вокалом. Геликоновская солистка Елена Михайленко была убедительна в драматических эпизодах, ее «железному» сопрано легко дается эмоциональный перехлест, в то время как в лирических фрагментах ей недоставало красоты и наполненности тембра. Впрочем, в коротком ариозо первого акта Non la sospiri la nostra casetta она пленительно и тонко взбирается на верхние ноты — немногие сопрано делают это так изящно и точно.
Успех казанским спектаклям традиционно обеспечивают коллективы театра — великолепно звучащий хор опытной Любови Дразниной и выразительный и мастеровитый оркестр Рената Салаватова. Так было и на этот раз: чувствуется, что материал хористам и оркестрантам не просто хорошо знаком, он пропущен через себя. При этом они сумели подать его свежо, отчего на казанской сцене бушевали подлинно итальянские страсти.
Словом, переступив солидный рубеж, Шаляпинский фестиваль полон сил и энергии и способен удивлять качественными премьерами, причем выдержанными в традиционной эстетике — мало кто сегодня способен талантливо и убедительно в ней работать. Вызывает уважение и тот факт, что большой корабль в большое плавание ведет все тот же капитан: за сорок лет директор Мухаметзянов превратился в гуру оперного менеджмента, который и тонко чувствует настроения публики, и хорошо знает вокальный и постановочный пленэр современной России, да и шире. Как результат, осечек на его фестивале практически не бывает.
У появившегося в 1982-м в Казани фестиваля, казалось бы, шансов выжить было не так много: настоящей оперной публики в городе и республике тогда не было, в театр ходили плохо. Но новый амбициозный директор Татарского оперного театра Рауфаль Мухаметзянов проявил немалое упорство и изобретательность — и фестиваль выстоял. Публика полюбила казанский «форум голосов», лихолетье перестройки и пресловутых девяностых он сумел пережить, фестиваль признали и полюбили артисты разных поколений со всей страны и даже из-за рубежа, сюда регулярно стала ездить столичная критика.
Программа юбилейного фестиваля включает пять опер итальянского классического репертуара, две — русского и одну современную татарскую оперу. Кроме того, заявлена так называемая параллельная программа — открытые репетиции спектаклей, камерные концерты в Зале имени Сайдашева, показы опер (из Парижа и Зальцбурга) на киноэкране, лекции, круглые столы, выставки. На открытие фестиваля позвали оперную звезду — Любовь Казарновская приветствовала аудиторию два первых вечера пламенной речью, — и выбор спикера не случаен: в 1982-м именно она участвовала в инаугурационном фестивале, и ее Татьяна в «Евгении Онегине» памятна казанской публике до сих пор.
Самая знаменитая и исполняемая опера Джакомо Пуччини ставится в Казани уже в четвертый раз, а последняя постановка 1990-х шла здесь еще в прошлом сезоне — она хорошо известна казанской публике и любима ею, поэтому решено было дать хиту новое прочтение. Для этого позвали петербургского мастера Юрия Александрова, который сделал в Казани уже с десяток работ. Александров работал в тандеме с художником Вячеславом Окуневым — мастером представительной, роскошной сценографии. Знаменитые постановщики решили «Тоску» как яркий исторический спектакль, с сохранением предписанных композитором локаций. В этом подходе есть определенная перекличка с предыдущей работой тандема на казанской сцене: в «Паяцах», появившихся в Театре имени Джалиля по осени, также было глаз не оторвать от колоритных итальянских пейзажей.
Казанская «Тоска» происходит в наполеоновские времена и в исключительных по красоте интерьерах. С церковью Сант-Андреа-делла-Валле и палаццо Фарнезе все понятно, их барочная пышность известна, но прекрасен даже тюремный двор Замка Святого Ангела — гигантская крылатая статуя с мечом, нависающая над финалом пуччиниевской трагедии, выглядит масштабно и поэтично. Роскошны костюмы героев, самые красивые, как и положено, у титульной героини.
Режиссерское прочтение достаточно традиционно, что в условиях такой сценографии — единственное правильное решение. При этом Александров работает с актерами над образами, детально их развивая, углубляя и укрупняя, выявляя психологический подтекст их мотивов. Его Тоска — артистка и примадонна до мозга костей, даже в трагические минуты противостояния со Скарпиа она не может отказаться от привычных для нее театральных эффектов и поз. Ее оппонент показан как своего рода квинтэссенция властности и пристрастия к интригам: его появление и пребывание в церкви в первом акте происходит при постоянном сопровождении ансамбля клевретов — они буквально тенями в серых плащах всюду следуют за патроном. Не лишена казанская «Тоска» и выразительного натурализма — сцена принуждения героини к адюльтеру проведена на грани хорошего вкуса, убийство барона показано с пугающей кровожадностью (Тоска многократно пронзает его кинжалом в исступлении и остервенении), также откровенно показаны и последствия пыток Каварадосси (сорочка художника буквально кровоточит). Любопытная находка режиссера: разыскивая за минуту перед убийством подписанный бароном пропуск, Тоска неаккуратно задевает полусидящий труп, и тот буквально заваливается на героиню, словно исполняя то, чему не суждено было свершиться при его жизни.
Но есть детали и трогательные, лирические: перед смертью художник рисует на обрывке листа из тюремного журнала карандашом портрет внука тюремщика, маленького мальчика, певшего поутру в его унылом дворе, а тот после расстрела безутешно рыдает над трупом полюбившегося ему арестанта. Или кокетство Тоски в первом акте — оно так прямолинейно и простодушно, что невольно вызывает улыбку.
Шаляпинский фестиваль — это праздник бельканто: пение здесь не менее, а быть может, более важно, чем постановочные изыски. И в этом смысле премьера оправдала ожидания. Каварадосси великолепно спел мариинский тенор Ахмед Агади: настоящая итальянская экспрессия, превосходно взятые верхние ноты и тонкий артистизм сделали из маститого певца юного и пылкого свободолюбца. Яростным брутализмом веяло от минского баритона Станислава Трифонова — его Скарпиа и красив, и сексуален, и агрессивен, и безобразен — столь богатую актерскую палитру артист сочетает с выразительным вокалом. Геликоновская солистка Елена Михайленко была убедительна в драматических эпизодах, ее «железному» сопрано легко дается эмоциональный перехлест, в то время как в лирических фрагментах ей недоставало красоты и наполненности тембра. Впрочем, в коротком ариозо первого акта Non la sospiri la nostra casetta она пленительно и тонко взбирается на верхние ноты — немногие сопрано делают это так изящно и точно.
Успех казанским спектаклям традиционно обеспечивают коллективы театра — великолепно звучащий хор опытной Любови Дразниной и выразительный и мастеровитый оркестр Рената Салаватова. Так было и на этот раз: чувствуется, что материал хористам и оркестрантам не просто хорошо знаком, он пропущен через себя. При этом они сумели подать его свежо, отчего на казанской сцене бушевали подлинно итальянские страсти.
Словом, переступив солидный рубеж, Шаляпинский фестиваль полон сил и энергии и способен удивлять качественными премьерами, причем выдержанными в традиционной эстетике — мало кто сегодня способен талантливо и убедительно в ней работать. Вызывает уважение и тот факт, что большой корабль в большое плавание ведет все тот же капитан: за сорок лет директор Мухаметзянов превратился в гуру оперного менеджмента, который и тонко чувствует настроения публики, и хорошо знает вокальный и постановочный пленэр современной России, да и шире. Как результат, осечек на его фестивале практически не бывает.