Между земной жизнью и космосом
01 ДЕКАБРЯ 2020
«И воссияет вечный свет» - плод поэтического воображения Владимира Васильева, гениального художника в самом широком смысле этого понятия. Как подлинный, не ведающий покоя творец, он отметил восьмидесятилетие не пышным застольем, но созданием грандиозной сценической формы, жанр которой определить не берусь. Не сделал это и сам Васильев, соткавший свое величественное полотно с опорой на разные виды, жанры и стили искусств. В круге выразительных средств музыка, архитектура, поэзия и хореография. Все они по своему близки Васильеву - страстному танцовщику, меломану, живописцу, стихотворцу. Все они наполняют его жизнь in plena mensural (в полную меру, лат ), поэтому именно исповедальные стихи Васильева, им же прочитанные в образе главного героя – Мастера, - стали основой и «двигателем» мощного сценического действа. Какая фактура! Философские размышления, облеченные в ритмическую художественную композицию, не зазорно декламировать и знаменитым чтецам. Однако поэтические строки, написанные энергичным почерком твердой васильевской руки, появлялись на экране, став частью визуальных эффектов спектакля (компьютерная графика - Эрик Исламов). Как и придуманное Васильевым оформление – рожденные его талантливой кистью холсты и акварели, а также оригинально препарированные компьютером знаменитые фотографии в сценических образах. По обеим сторонам кулис нависли угловато-зеркальные панели, Они – часть непростого инженерного решения декорационной конструкции с выдвижным модулем, позволившего разворачивать действие в несменяемом архитектурном интерьере. Но сценография Виктора Герасименко не смотрится скучно однообразной благодаря тщательной разработке световой партитуры (Айвар Салихов) и видеопроекциям. Эта монументальность дала возможность опустить занавес лишь однажды перед антрактом, чтобы с помощью условного приема отметить течение жизненного времени, не прерывая цельности потока дней.
Да, Васильев заглянул в вечность через искусство, а сам взгляд стал источником духовной силы, делающей его абсолютно искренним в выражении сокровенных мыслей и чувств, и потому абсолютно свободным. В год восьмидесятилетия юбиляра по-прежнему будоражит мысль: «Я не знаю, зачем я родился на свет». И чем дольше длится летопись его жизни, тем возвышеннее голос, обращенный к Вселенной и к самому себе. Тем сильнее бьется сердце в поиске ответа. Чтобы превратить спектакль в зрелище вечной борьбы человека с собственным духом, Васильев выбрал в напарники самого Моцарта, как прежде сделал это в спектакле «Даруй нами мир» с Иоганном Себастьяном Бахом. В прошлый раз это была месса Баха h-moll, ныне – Requiem божественного Амадеуса.
Пожалуй, Васильева что-то роднит с Бахом и Моцартом. Посмотрев обе постановки, можно предположить: это обостренное предчувствие бесконечного, которое сопровождается ощущением страха, но не тягостными беспросветными мучениями. «Реквием Моцарта для меня – не только гениальное творение великого музыканта, создавшего траурное прощание с миром и обретающего вечный покой. Это – исповедь Художника-творца, раскрывающего глубины и поднимающаяся на высоты человеческого духа. Через всю прожитую жизнь с ее мучениями и радостями, мечтами и разочарованиями, исканиями и надеждой разгадать тайну мироздания через искусство», - признается Васильев со станиц буклета, выпущенного к спектаклю. Исповедален и спектакль Васильева, играющий образами и с образами. Владимир Викторович справедливо считает, что шедевр Моцарта столь масштабен, что донести его до зрителя в полном объеме «могут и должны, прежде всего, театры, имеющие первоклассную труппу артистов, музыкантов, большую сцену и ее технические возможности самого высокого уровня». Этим условиям в полной мере соответствовали возможности Татарского государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. А бессменный директор театра Рауфаль Мухаметзянов, признавшийся в благодарности судьбе за то, что свела его с Васильевым, сделал все, чтобы спектакль родился в Казани. А теперь, вопреки всем коронавирусным препонам, был показан на главной сцене России, завершив фестиваль, организованный в честь юбиляра его родным Большим театром. Как бы то ни было, театральное воплощение фантастически прекрасного творения Моцарта оказалось первым, за более чем двухсотлетнюю его историю. И примечательно, что Васильев, назвавший свое произведение словами, неоднократно звучащими в Реквиеме «И воссияет вечный свет», посвятил его «великим мастерам, ушедшим в вечность, но оставившим людям вечный свет своего творчества». Постановка восхищает своей интеллектуальной интенцией, но и сценическими достоинствами. С каким искусством, остроумием, находчивостью, с какой мудростью воплощен каждый эпизод замысла, этого нравственного actus voluntatis (акт воли, лат), позволивший Васильеву-Мастеру, с одной стороны, быть благородным центром автобиографического повествования, а с другой, - не мельчить в потугах тщетного доминирования. Спектакль счастливо избежал опасности оказаться мрачной душераздирающей драмой, на что могла легко спровоцировать заупокойная католическая месса. Художник, Мастер, Артист стал сквозным персонажем повествования. Пролог ввел зрителя в его душевный мир. Художника бередят раздумья о прожитой жизни, воспоминания юности. Но не только реальные образы не дают ночного забвения. Муки творчества облекаются в жизненный поиск моральных идеалов, нежности, правды, любви…
Не оставляют мечты о создании чего-то цельного, художественного высказывания по-настоящему волнующего людей. Мысль о несбыточности этого страстного желания усугубляется обреченностью земного бытия на конечность времени. Но, какой интересный и неожиданный ход, скорее даже контрапункт: спектакль начинает не музыка Моцарта, а джазовые импровизации в исполнении Трио Евгения Борца (Евгений Борец – фортепиано, Сергей Хутас – контрабас, Давид Ткебучава - ударные). Пять танцовщиц в безупречно белых «ангельских» платьицах (Аманда Гомес, Александра Елагина, Алина Штейнберг, Таис Диоженес, Мана Кувабара) совершают почти дискотечные движения «молодости». Через минуту к ним присоединяться юноши с красивым обнаженным торсом в незапятнанных белоснежных трико. И вскоре авансцена уже станет площадкой для динамичных прыжков и разрывающих воздух «разножек» Михаила Тимаева, Антона Полодюка, Вагнера Карвальо, Ильнура Гайфуллина, и Алессандро Каггеджи. Напряженность спектакля не спадает при заполнении сцены многолюдьем кордебалета и хора. Лапидарные пластические задачи поставлены солистам-вокалистам – напоминание о работе балетмейстера Васильева и в качестве оперного режиссера.
Воплотить замысел постановщику помогли дирижер Ренат Салаватов, хормейстер Любовь Дразнина, вокалисты Гульнара Гатина (сопрано), Екатерина Сергеева (меццо-сопрано), Ярослав Абаимов – тенор Евгений Ставинский – бас. Зрители, заполнили Большой театр, не испугавшись опасностей пандемии, хоть и сидели в масках на безопасной дистанции. Среди них именитые артисты, танцевавшие на сцене Большого театра вместе с юбиляром, участники его постановок на оперной сцене и киноэкране, коллеги по искусству и общественной деятельности, верные поклонники. Атмосфера особенно трогательная. И хотя сами реалии последних месяцев и дней не слишком способствовали безмятежному оптимизму, Васильеву удалось избежать интонации тягостного уныния. Своим Эпилогом он провозгласил: «Жизнь – главный бесценный дар. И все духовное, что заключено в ней, должно нести людям радость созидания и красоту». Светом надежды и верой Васильева в лучшее, вместе с праздничным поздравлением самому выдающемуся человеку и художнику стала ораториально-хореографическая композиция Aleluia из мотета Моцарта «Exsultate, jubilate» («Радуйтесь, ликуйте!»), завершившая вечер бесконечным кружением в танце. Правда, знаменитому золотому занавесу Большого театра, скрывшему сцену от публики на этой высокой ноте Благости и Добра, пришлось еще не раз разомкнуться, чтобы вновь объединить людей по обеим сторонам рампы восторженным ликованием.