В минувшие выходные буквально за один день были проданы все билеты на предстоящий фестиваль балета имени Рудольфа Нуриева, который проходит в Казани при полных залах каждый год. Тем временем в редакции интернет-газеты «Реальное время» побывал директор Татарского театра оперы и балета им. М. Джалиля Рауфаль Мухаметзянов, который объяснил, почему так происходит, а также рассказал, повлиял ли кризис на европейские гастроли, ответил на упреки об отсутствии парковки и приоткрыл завесу тайны над предстоящими премьерами театра.

«Любой кризис влияет на работу»


— Рауфаль Сабирович, очевидно, что читатели «Реального времени» все еще полны впечатлений от прошедшего Шаляпинского фестиваля, поэтому первый вопрос сегодня касается приглашенных певцов, в этом году их было более пятидесяти. Каким образом проходил кастинг? Наверняка было очень сложно.


— Это не совсем так. Наш век – это век информации, и наши сотрудники прекрасно умеют эту информацию о солистах получать и ей пользоваться. Конечно, никто не отменял агентуру, контакты с театрами. Мы тесно включены в этот процесс, мы тесно работаем с артистами. Если есть профессионалы, есть степень ответственности и мотивация – все получится.

— Экономический кризис повлиял на отношения с партнерами на Западе?

— Разумеется, любой кризис влияет, но у нас пока не было необходимости отказываться от каких-то стратегических вещей, и наши партнеры тоже не меняют стратегию. В тактическом плане это может происходить, уменьшается объем какой-то продукции, находятся компромиссы. Но взаимовыгодное культурное сотрудничество продолжается. Сложности, конечно, появились. Например, на польской границе возникли пробки, естественно, это повлияло, у нас же гастроли в Европе. Но пока все это решаемо.

— Читатели задают такой вопрос: будет ли что-то делаться в рамках копродукции? В прошлые годы такая практика была: например, замечательный спектакль «Фальстаф», который поставил голландский режиссер Эрик Воос.


— Если помните, проекты копродукции начинались в очень сложное экономическое время, возможности театра были минимальными, нам трудно было приглашать режиссеров, дирижеров. Этот этап мы прошли. Сегодня экономическая ситуация другая. Но мы извлекли очень много полезного из этих проектов. Например, мы поняли, что надо привлекать иностранных дирижеров, чтобы стиль исполняемой музыки соответствовал написанному композитором. Это было слабое место. Но вы видите, что сегодня очень много привлекаем дирижеров, мы стали сейчас финансово крепче и можем себе это позволить. Мы можем привлекать режиссеров и художников уже другого класса.

— Опера в последние годы гастролирует только в Голландии и Бельгии, нет желания расширить географию?


— Мы не ставим перед собой задачу охватить весь мир. Европа, конечно, очень благодатна, она близко, и в этом плюс. Нас, например, пять лет зовут на фестиваль в Таиланд, но мы пока не можем собраться. За последние годы театр выработал формулу работы на стационаре и на гастролях. Основная работа, конечно, на стационаре, с другой стороны, гастроли – необходимая часть работы любого театра. Мы даем в Центральной Европе до 140 представлений в год.

— Насколько я знаю, это больше, чем дает Большой театр.


— Да, мы идем за Мариинским. У нас есть предложения поехать, например, в Испанию, в Португалию, в Мексику, в Бразилию, но тогда мы должны уйти с рынка, на котором уже закрепились. И наше место — это абсолютно точно, — наше место займут.

— Но, например, «Борис Годунов» успешно прошел в Испании.


— Да, это так, мы тогда смогли найти «окно».

«Мало строить планы, их надо реализовывать»


— Еще один вопрос, связанный с гастролями. «Золотая орда», «Джалиль» пользуются успехом у зрителей, нет ли планов вывозить их на гастроли?


— Планы можно построить грандиозные, но нужно их еще и реализовать. Музыкальный мир очень консервативен, история оперы, например, насчитывает более четырехсот лет, но на слуху у всех два десятка названий. Посмотрите, что играют ведущие театры мира, вот эти два десятка они и играют. Если, например, канал «Меццо» захотел, чтобы мы названные вами спектакли показали, мы их сыграли. Это произошло при определенных финансовых условиях, наш президент нас поддержал. «Меццо» в мире музыки – это ведущий телеканал, и мы на нем в последние три года трижды представляли нашу продукцию. Это и есть реализация планов. Сейчас, если получится, мы бы хотели показать на канале «Меццо» балет «Шурале» в хореографии Якобсона. Это уже мировая классика. Посмотрим, как сложится финансовая ситуация.

— Читатели интересуются, каким образом в театре удерживают артистов, которых без натяжек можно назвать звездами?


— Мы никого не удерживаем. Мы просто предоставляем работу. Актер участвует в творческом процессе и за это получает вознаграждение. Если все компоненты совпадают, это и есть единомыслие в творчестве. Но актер может стареть, а театр обновляться, спираль развития существует, но не надо видеть в этом трагедию, театр – живой организм.

— Театр – жесткая вещь. На тенора семидесяти лет, поющего Ленского, публика не пойдет.


— Безусловно.

— Поговорим о счастливых актерских судьбах. Один из читателей интересуется: нет ли в планах театра постановки спектакля специально на Альбину Шагимуратову?


— Для любого спектакля у нас существует кастинг певцов. Театр выбирает репертуар, исходя из творческой целесообразности, но никак не из певца. Альбина – это исключение, у татар никогда не было певицы такого класса, такого ранга. Она поет в «Ла Скала», в «Метрополитен-опера», в «Конвент Гардене», в Мариинке, в Большом… Это звезда. Она сама решает, когда ей петь в нашем театре, у нас с ней в этом вопросе противоречий не возникает. Возможно, она не так часто у нас поет, но тот репертуар, с которым она выходит на мировые сцены, весь прошел через наш театр. Это и «Волшебная флейта», и «Риголетто», и «Травиата», и «Лючия ди Ламмермур» — за эту партию она получила и «Золотую маску», и «Каста дива». В жизни Альбины произошло важное событие, у нее родился ребенок, естественно, голос будет меняться. И мы будем подбирать те партии, которые будут подходить ее голосу. Осенью казанцы смогут услышать Альбину в «Лючии ди Ламмермур», а на Шаляпинском фестивале в будущем году она выступит в «Травиате».

«Наша задача – сохранять класс спектакля»


— Есть мнение, что пригласить сейчас на рядовой спектакль или на фестиваль звезду несложно, как вы к этому относитесь?


— Как мы изучаем певцов, которых хотим пригласить, так и певцы определенного класса изучают театры, куда бы они могли поехать. И это взаимная ответственность. Но по звонку нельзя пригласить хор, оркестр, кордебалет, и эти коллективы формируются на постоянной основе. Певцы же готовы перемещаться по миру. Бывают ошибки, и у нас они бывали, когда приезжает певец, поет оркестровую и не соответствует заявленному классу. Это стресс. И тут нужно достойно выйти из ситуации. Наша команда это может.

— Опять вопрос о Шаляпинском фестивале. На будущий год ему 35 лет, это наложит отпечаток на его программу?


— Я этот вопрос не совсем понимаю. Эстетика самих спектаклей должна быть достаточно высока, жизнь идет, спектакль ветшает, меняется, все амортизируется. Но наша задача – сохранять класс спектакля, оказывать воздействие на публику. Только мастерство помогает.

— Небольшой упрек в адрес театра в консервативности: нет, например, плазменных панелей.


— В этом году во время Шаляпинского фестиваля на плазменной панели шла выжимка из всех наших спектаклей. Я понимаю, это нужно, чтобы завлечь зрителя, у нас же его переизбыток. Меня иногда спрашивают, почему мы даем рекламу, ведь у нас аншлаги. Я отвечаю в таких случаях, что люди должны знать, куда они не попадают.

— Не попадают… А вычислено оптимальное количество спектаклей, которые надо сыграть?


— Мы обслуживаем 100 тыс. населения, это каждый двенадцатый житель нашего города. И эти 100 тыс. билетов дотирует государство, иначе они бы стоили дороже. Это высокая цифра. Мы играем на стационаре 120-130 спектаклей. Мы работаем на аншлагах, наша задача, чтобы залы были полные. Мы не раздаем бесплатные билеты, не заманиваем в зал публику, а такое лет 30-40 назад у нас было. Если мы будем играть больше спектаклей, дотацию надо будет увеличивать, а есть ли сегодня такие средства у государства? У нас высокая цена на билеты — 10 евро, это средняя цена, бывают билеты и дороже, и по 3 тыс. бывают. Среди российских театров у нас самые дорогие билеты, впереди нас по ценам — Большой театр и Мариинский. Сейчас мы могли бы увеличить цену еще раз, но кризис, этого делать нельзя.

— Вопрос, касающийся экономики. Повысили ли вы зарплату сотрудникам или, может быть, понизили?


— Мы не делали никаких крайних вещей. Естественно, зарплаты мы не уменьшали. Но все познается в сравнении. Наша продукция поддается мощнейшей конкуренции. Музыканты, певцы, солисты балета востребованы на западе, поэтому если талантливый студент выпускается из училища, из консерватории, эта информация уже в самом начале известна мировому музыкальному пространству. И ему делают предложения.

«Мы обновили необходимый состав инструментов»


— Солистка казанской оперы Гульнора Гатина сейчас участвует в спектаклях в Италии, как вы полагаете, она сможет закрепиться на Западе?


— Не могу делать прогнозы, я не прорицатель. На сегодня нам очень приятно, что она попала в мировое музыкальное пространство. Она востребована, и это замечательно. А как дальше сложится ее судьба, во многом будет зависеть и от нее тоже.

— Кого больше – любителей оперы или балета? И какие постановки дороже – оперные или балетные?


— Конечно, публика разделяется. Но такую статистику мы не ведем. Есть меломаны, которые любят оперу, есть балетоманы, они предпочитают романтический балет, в этом ключе мы работаем. Что касается стоимости, то все решает класс художника, делающего сценографию. А не количество «дров» и «тряпок». Только класс художника. Конечно, пространство оперного спектакля заполняется больше, но это не значит, что спектакль может быть дороже. В количественном отношении, конечно, участников в оперной постановке больше, значит, и костюмов надо больше. Но если сравнить наш оперный спектакль и, предположим, балетную постановку Мориса Бежара, то неизвестно еще, у кого спектакль будет дороже. Но хочу отметить, что мы стараемся делать зрелищные спектакли.

— Вот очень интересный вопрос: читатель интересуется, что происходит с отслужившими свой век декорациями.


— Надо пройтись по дачам артистов и посмотреть. Шучу, конечно. Раньше, когда был дефицит вещей, все, что списывалось, подчистую разбиралось. Сейчас такого нет. Более того, мы сейчас имеем на один спектакль несколько комплектов декораций. Например, у «Лебединого озера» роскошные декорации на стационаре. Но они несколько громоздкие. Не на каждой сцене они могут уместиться. И у нас есть еще один комплект декораций, не менее красивый, мобильный, который больше подходит для гастролей. Они и красоту поддерживают классического спектакля, и эстетику, и установить их быстро можно. Так же и в опере. Например, в 2018 году мы планируем новую постановку «Набукко» Верди, и старые живописные декорации мы сохраним для гастролей.

— А кто будет ставить «Набукко»?


— Ефим Майзель.

— Вопрос, касающийся оркестра. Сколько инструментов удалось обновить и какой инструмент самый дорогой?


— Могу сказать, что «одеваемся мы недорого». Конечно, мы обновили тот необходимый состав инструментов, который всегда обновляется в симфонических оркестрах. Мы не обновляем струнную группу, классический вариант – струнники имеют свои инструменты. Но в российском пространстве есть оркестры, которые за счет государства обновляют всю струнную группу. Эта группа очень дорого стоит, потому что на рынке есть инструменты, которые созданы мастерами несколько веков назад.

— Но они же, наверное, не покупают скрипки Страдивари или Гварнери.


— В принципе, государство имеет в своем фонде такие инструменты. И предоставляет их для выдающихся концертирующих солистов. Но иногда такие инструменты попадают и в оркестры. Если предоставляют, почему бы не взять?

— И все-таки, какие инструменты самые дорогие?


— Медные инструменты самые дешевые, деревянные самые дорогие. Из деревянных инструментов самый дорогой — фагот. Президентский грант нам очень помогает, и каждый год мы обновляем инструменты. Но вот, например, арфу новую пока купить не можем. Дорого. Арфа стоит приблизительно 4 млн рублей.

«Президентский грант нас очень поддерживает»


— Театр получил грант на этот сезон?


— Да. И это нас очень поддерживает. Но театр и сам зарабатывает. Эта доля составляет в нашем бюджете от 15 до 20%. Эта цифра практически одинакова для всех оперных театров мира. Они все убыточны. Они живут на гранты, на субсидии, на пожертвования.

— На чем зарабатывает театр?


— Есть основная деятельность — это прокат спектаклей. Аренда тоже.

— Читателей интересует, насколько искусство сейчас рентабельно?


— Сейчас в Госсовете, депутатом которого я являюсь, идет второе чтение закона о театре. В нем прописано, что театр – государственное учреждение, это некоммерческая организация, то есть перед нами не ставится задача получения прибыли. Перед нами не могут ставить задачу зарабатывать. Мы убыточны, мы прибыльны в другом: мы удовлетворяем духовные запросы населения. По сути, государство дотирует зрителей, которые покупают билеты.

— Крик души нашего читателя: «Как купить билеты на фестиваль? Два года не могу попасть в театр!»


— Конечно, купить билеты сложно, спрос на них есть. Хуже, есть спроса на них не будет. Что можно посоветовать зрителям? Делать все своевременно. За границей билеты продают за два года, у нас – за два месяца. На сайте есть координаты распространителей, можно заблаговременно связаться с ними. Нас ведь тоже всех лихорадит: идет, например, фестиваль, и накануне спектакля зрители могут звонить и возмущаться, что нет билетов. Во всем мире ставят на ожидание. Люди ждут, что кто-то сдаст билеты. Это мировая практика!

— Еще один крик души — парковка. Невозможно припарковать автомобиль. Наверное, это вопрос не к театру, но тем не менее. Городские власти собираются помочь театру?


— Задайте этот вопрос городским властям. Он касается всего центра Казани. Думаю, представители городских властей должны рассказать людям, где им парковаться по прибытии на спектакль во время практически нерабочее.

— Вопрос, который касается Венеры Гимадиевой. Очевидно, ее поклонник интересуется, можно ли будет слышать эту певицу в спектаклях нашего оперного?


— Думаю, да. Из певиц этого амплуа у нас есть Альбина Шагимуратова, Гульнора Рахимова, Венера Протасова. Гимадиеву мы обязательно пригласим, мы работаем в контакте с Большим театром, в этом году, например, фестиваль закрывался гала-концертом участников молодежной программы Большого.

— В гала-концерте участвовали очень хорошие ребята, какие-то контакты с ними состоятся в дальнейшем?


— Они уже у нас в базе данных. Мы реагируем мгновенно.

— Последний вопрос у нас традиционный – о планах. Ближайшая премьера – балет «Эсмеральда». А что дальше?


— Это постановка классической оперетты «Летучая мышь», постановка большой русской оперы «Пиковая дама», постановка новой татарской оперы «Сююмбике». Над ней трудится тандем композитора Резеды Ахияровой и либреттиста Рената Хариса. Позже, как я говорил, премьера «Набукко». И сейчас решаем, какой романтический классический балет мы будем ставить.

— Что ж, планы обширные и интересные, желаем вам их выполнить.